О Борисе Васильеве писать нельзя. Его нужно читать. И не просто читать, потому что надо. Его вещи – не для простого времяпрепровождения. Это не любовные романы и не популярные детективы, которые плодятся с неимоверной быстротой и многотомно возлежат на прилавках практически всех книжных магазинов и лотков. Да, это не Толстой и не Достоевский, не Кафка и даже не Мураками. Но это и не беллетристика (если под беллетристикой понимать пресловутое «поп»). Это просто другая литература. Проза Васильева – камерна, у нее просто не может быть массового читателя. Она слишком чувствительна, потому и камерна… Каждый человек плачет и смеется. Но если это смех, то стыдиться не стоит, а если слезы… Вряд ли стоит кому-либо их видеть. Это слишком личное. Вот так и книги Бориса Васильева. Это слишком личное… «Что главное? Рассказать сюжет? Написать историю обороны? Нет, хотелось чего-то большего. Никак не мог понять, каким должен быть мой герой», – так начинает рассказ о создании своего романа «В списках не значился» Б. Васильев. Примерно такая же задача стоит и передо мной, несмотря на то, что «отгремели» мероприятия 2014 года, года 90-летия писателя, прошли конференции, изданы сборники к ним, установлены бюсты и мемориальные доски. Однако точка не поставлена, ибо труда, обобщающего и делающего выводы о жизни Васильева, о его значении для жизни России, для нас с вами, так и не появилось. Я удивился, но не нашел я такой работы ни в журналах за прошлый год, ни в Интернете, ни в «трудах» его земляков. Очередные «сливкосниматели» появились, и много, а вот друзей-читателей – не было. Кроме, пожалуй, одного сборника, изданного в Москве, Сергеем Александровичем Филатовым «Есть такая профессия… Борис Васильев в воспоминаниях современников». Но это сборник друзей, помнящих о Васильевых и хранящих о них Вечную Память. Я говорю о работе иного толка… Что рассказать о своем любимом писателе? О том, что он родился в Смоленске, на Покровской горе? Так об этом все знают, но мало кто вспоминает. О том, что его прародители, известные дворяне Алексеевы, родом из Ельни? Так ведь это интересно двум-трем краеведам. Куда более интересно, если бы его родственники имели отношение к созданию первой партячейки на Смоленщине. Вот тогда бы об этом говорили, а еще больше бы писали все кому ни лень. Рассказать о том, что это писатель с обостренным чувством ответственности за судьбу родины, что у него есть то, чего давно нет у многих – совесть и чувство стыда за содеянное коллективно? И что это нормальное состояние интеллигентного человека? Так последнего интеллигента расстреляли в 37-ом. Все остальные (в том числе и я) – примазавшиеся к этому званию. Чувство совести мы все чаще и чаще заменяем чувством зависти. И это куда более удобно, нежели «совестить самого себя» по поводу и без повода. Может быть, рассказать о том, что у писателя гипертрофированное чувство долга, памяти? Память… Вот это действительно серьезно. Об этом стоит поговорить. Когда в 1969 году в журнале «Юность» была опубликована повесть Бориса Львовича «А зори здесь тихие», – это было не просто событие. Это была повесть, которую ждали миллионы. К тому времени читатели устали от многотомных воспоминаний доблестных генералов, от сухих документов, от «Войн» и «Блокад», вбивающих в головы веру в то, что победа ковалась не на поле брани, а в штабах и политотделах (перечитайте как-нибудь на досуге эти произведения!). Читатели 70-х помнят, какой популярностью пользовались в те годы засилья «официального» рассказы и повести Б. Васильева, Б. Окуджавы, В. Астафьева, В. Распутина. Как их ждали, как их передавали из рук в руки, как их зачитывали до дыр. И выход каждого произведения был событием. У Васильева многие (не все!) произведения были событием: «А зори здесь тихие», «Не стреляйте белых лебедей», «В списках не значился», «Завтра была война», «Были и небыли». Я уже не говорю о фильме по его сценарию «Офицеры», который остается самым культовым фильмом среди людей в погонах и без которого не обходится ни одно 23 февраля. Что же происходит сегодня? Почему романы Б. Васильева уже не считаются событием? Да разве только Васильева… Поделюсь своими впечатлениями только за последние год-два. Резануло ухо как-то услышанное: «Война уже всем надоела». Но сегодняшние события на Украине происходят не потому ли, что нам «надоело» и мы решили забыть? В какой-то момент мы стали спокойно воспринимать сообщения о взрывах и терактах? Они стали «обыденным делом». И грохнуло, и на сей раз прямо у нашего дома. Это потому, что война уже впиталась в нашу кровь и стала нашим составляющим? Но ведь к этому нельзя (преступно!) привыкать, а смириться с этим – невозможно!.. Несмотря ни на что, книги писателя до сих пор не задерживаются на прилавках. Это говорит о том, что у книг Бориса Львовича есть свои читатели. Были и будут всегда! И для этих читателей его книги – святой источник, к которому хочется прикоснуться еще и еще раз… Сборник, который Вы держите в руках, создан для того, чтобы у будущих исследователей жизни и творчества писателя была возможность понять, что на «малой родине» были попытки изучать Васильева не разрозненно, а в системе. Что его земляки видели и чувствовали своего великого писателя не урывками, не время от времени, ни тогда, когда появлялись вдруг деньги на празднование юбилея. Для меня Главным Читателем Васильева является, безусловно, смоленский читатель и Школа, которую пытались создать мы, – наивная попытка преклонить колени перед Писателем, до боли в собственных суставах чувствовавшим боль и трагедию другого человека, пытавшегося объяснить своим «детям и внукам», что «подвиг сначала нужно взрастить в себе», что Родину нужно «любить и в непогоду, и в шторм». Мы знали: он любил нас, своих Главных Читателей. Но и мы любили своего Главного Писателя… Перед Вами сборник текстов смолян, в разные годы изучавших и, уверен, продолжающих любить писателя, который никогда «не писал о зле», для которого Честь, Достоинство и Долг были наивысшими мерилами отношения человека к жизни. Вы можете спросить: причем здесь Зинаида Гуральник из Германии? Отвечу: по праву первенства. Она была первым советским российским исследователем Васильева, защитившим диссертацию по его творчеству. Это мой большой друг, а значит, и смолян теперь. Так красиво и с такой любовью научные статьи о писателе не были написаны ни до, ни после… Васильев был самый порядочный человек, которого мне когда-либо удалось повстречать. Верно отметил М.Е. Стеклов: «Порядочность для Б. Васильева – это закон общения с людьми, усвоенный от отца». У меня до сих пор мало еще что получается, но я стараюсь свою жизнь «лепить с него». «Жить не по лжи» и понимать, что «самое главное в жизни Истина» – этому я научился точно. Сам Борис Львович, дорогая моему сердцу Зоря Альбертовна, наши немногочисленные, но емкие встречи, герои его книг – то наследие, которое я хочу передать Вам, будущим читателям его книг. У Вас будет все, Вам предстоит открыть для себя творчество замечательного писателя, неутомимого оптимиста и великого патриота своей Родины. Удачи Вам, в ваших открытиях! Жаль только, что Вы не сможете пожать его руки и оценить его взгляд, строгий, проникновенный и всегда неимоверно добрый. В московском сборнике «Есть такая профессия…», в заключительной статье, академик АН, доктор исторических наук Илья Ханукаевич Урилов, большой и преданный друг Васильевых, очень много и до конца дней материально и финансово помогавший им, назвавший на помине Зорю Альбертовну «своей Богоматерью», называет нас всех, участников этого сборника, «большими Друзьями» писателя… На одном из «местных мероприятий» один местный педагог произнес во время тоста, что по его мнению ни при жизни писателя, ни после его смерти не было исследователей его творчества, а, мол, те, кто таковыми себя считают – это плод их больного воображения… Два полярных мнения… Но я все-таки хочу о Друзьях, Главных Читателях Писателя. Двое из них, «смоленских» Читателей, к сожалению, не дождались ни сборников, ни торжественных мероприятиях. Они не были «исследователями» (в том научном смысле этого слова) творчества Писателя. Они были его Главными Читателями целиком и полностью. Это с их «легкой руки» и я влюбился в своего Писателя. Именно их памяти я и посвящаю этот сборник: Стеклову Михаилу Ефимовичу и Растихину Владимиру Борисовичу… С уважением, Владимир КарнюшинВладимир Карнюшин